Лермонтова почти с детства волновали вопросы смысла человеческой жизни, проблемы добра и зла (уже в 1829 г. написан первый вариант поэмы "Демон"), социальной справедливости (вспомним и роман "Вадим" начала 1830-х гг.). Он писал:"Всегда кипит и зреет что-нибудь // В моем уме..." (стансы "1831-го, Июня 11-го дня"). А Наталья вся здесь, на земле, с бытовыми радостями и горестями, и кипение мыслей ее не интересует. В частности и поэтому они разошлись, хотя это и не главная причина.

Наталья вышла замуж в середине 1830-х годов за чиновника Н.М.Обрескова (1802–1866), который известен тем, что в 1833 году, будучи поручиком, был уволен с военной службы за какие-то проступки; в 1836 году он начал гражданскую службу в чине титулярного советника (9-й из 14-ти чинов по "Табели о рангах") и дослужился до чина надворного советника (7-й чин). Вот и всё о нём... 

Обстоятельно рассказал о романе юного Мишеля с Натальей Ивановой Ираклий Андроников в исследовательском очерке "Загадка Н.Ф.И." Теперь уже и сам Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990) – лицо историческое, и, к сожалению, его суждения о спорных эпизодах в жизни Лермонтова исследователи не всегда учитывают. Тем не менее очерк "Загадка Н.Ф.И." традиционно включается в сборники его произведений, а на телевидении периодически звучит голос самого Ираклия Луарсабовича, рассказывающего о своих приключениях в связи с загадкой Н.Ф.И. Более того, звучит его голос и в Интернете. Побольше бы внимания еще и к комментариям в подготовленном им четырёхтомнике Лермонтова! На ряде суждений Андроникова, расходящихся с "общепринятыми", я остановлюсь в рассказе о Варваре Лопухиной, к чему мы сейчас и переходим.

Варвара Александровна Лопухина (1815–1851) – младшая дочь в семействе Лопухиных: у нее две сестры и брат, верный друг Лермонтова на долгие годы Алексей Лопухин (1813–1872). Верным другом Михаила Юрьевича была и старшая сестра Вареньки, Мария (1802–1877), оставшаяся в истории литературы благодаря своей переписке с Лермонтовым. О второй сестре Вари, Елизавете (родилась в 1809 г.), известно, что в 1833 году она вышла замуж за князя Н.Н.Трубецкого.

Почему же Мишель, переехав из Москвы в Петербург, переписывался с Марией Лопухиной и Сашей Верещагиной, а не с любимой Варенькой? Из-за этого в наше время кое у кого из литературоведов появились сомнения: было ли вообще увлечение Варварой? Но, во-первых, есть вполне конкретные и уверенные свидетельства Акима Шан-Гирея, а во-вторых, надо учитывать правила светского этикета: молодой человек мог переписываться с любимой барышней только в том случае, если они уже помолвлены, официально считаются женихом и невестой. Исключение возможно, если барышня намного старше, а потому переписка с молодым человеком не может ее скомпрометировать. Мария Лопухина была старше Мишеля на 12–13 лет. Саша Верещагина не настолько старше (всего на 4–5 лет), зато она к тому же родственница Лермонтова. Обеих юный Мишель воспринимал как своих наставниц и навсегда остался благодарным за их внимательное, искренне дружеское отношение.

Подобный вопрос может возникнуть и по поводу переписки Лермонтова в 1840–1841 годах с Софьей Карамзиной, а не с Александрой Смирновой-Россет. К тому же и "Валерик" (1840) написан в форме письма "к неизвестной", даже без каких-либо инициалов в виде посвящения любимой Александрине. И опять объяснение очень простое: Александра Осиповна, с которой Лермонтова связывала горячая, ревнивая любовь, была замужней женщиной, и, значит, молодой человек мог писать ее мужу, но никак не ей. Вот и писал он Софье Карамзиной, незамужней даме, которая была старше него, как и Мария Лопухина, на 12–13 лет. Всё, что он мог себе позволить, – это косвенно послать привет "m-me Smirnoff".

Вернёмся к Варваре Лопухиной. Познакомился Лермонтов с нею в свои 17 лет, то есть это было уже не мальчишеское, а достаточно взрослое увлечение. Их общение длилось меньше года – с начала ноября 1831 года, когда Варвара приехала в Москву из тульского имения Лопухиных, и до конца июля 1832 года, когда Лермонтов покинул Москву. В дальнейшем они ненадолго встречались: он останавливался проездом в Москве или Варвара проездом оказывалась в Петербурге. Но и в 1838–1839 годах, когда создавался роман "Герой нашего времени", любовь к Варе оставалась глубоко в сердце и рана в сердце от разлуки с нею кровоточила.

Более того, я отношу к Варваре стихотворение, датируемое по времени первой публикации началом 1841 года, – "Оправдание" ("Когда одни воспоминанья..."). "Наброски" этого стихотворения относятся к 1831 году: это "Романс к И..." и послание Владимира Наташе в драме "Странный человек" того же 1831 года. "Наброски", несомненно, посвящены Наталье Ивановой. Но более позднее стихотворение, состоящее уже не из двух, а из пяти строф, можно отнести только к Варваре – если, конечно, оно написано не "безадресно", как плод художественного воображения (чего нельзя исключать, говоря о любом произведении художника слова). В 1841 году у Лермонтова заканчивался роман со Смирновой-Россет и начинался роман с Евдокией Ростопчиной (об обеих поговорим позднее), а ни к одной из них уж никак не отнесёшь такие строки:

...Того, кто страстью и пороком

Затмил твои младые дни,

Молю: язвительным упрёком

Ты в оный час не помяни.

Лермонтов отличался обострённым нравственным чувством, и у него навсегда осталось ощущение вины перед наивной, психологически беззащитной перед его страстью девочкой. Он отравил ее прощальными поцелуями, как Демон смертельно отравил поцелуем Тамару.

Не могу не вспомнить в связи с этим посвящение поэмы "Измаил-бей", написанное в конце 1832 года и позднее снятое. Это большая строфа (21 строка), которая даётся только в комментариях к поэме, – и напрасно: эту строфу можно печатать отдельно, как самостоятельное стихотворение. Приведу несколько строк из нее, выделив курсивом строки, которые относятся и к "Демону":

Я сам знавал когда-то в старину

Подобную волшебницу одну.

И от неё оторван был я Роком,

И за неё Творца благословил;

В объятиях, напитанных пороком,

Я б ангела, быть может, осквернил! [...]

Засну ли? – предо мной во время сна

Опять, опять она – и всё она!

Отношения с Варенькой, так и оставшиеся платоническими, по существу стали основой сюжета поэмы "Демон". Недаром именно ей Лермонтов посвятил две редакции поэмы – третью, относящуюся к концу 1831 года, и шестую, где впервые вместо безымянной монахини появляется Тамара, – посвящение написано 8 сентября 1838 года. Всего насчитывается восемь редакций поэмы, но фактически окончательным ее текстом можно считать именно шестую. На эту редакцию опираются при решении спорных вопросов. В ее текст Лермонтов вносил изменения ради цензурного разрешения к печати и затем готовя список для представления ко Двору в начале 1839 года.

В 1833–1834 годах воспоминания о Варе еще не окрашивались в мрачные тона, ибо оставалась надежда на ее верность и на будущую встречу. Вот несколько фраз из романа "Вадим", которые я отношу к Варе:

"Юрий не мог любить так нежно, как она; он всё перечувствовал, и прелесть новизны не украшала его страсти; но в книге судьбы его было написано, что волшебная цепь скуёт до гроба его существование с участью этой женщины.

Когда он не был с нею вместе, то скука и спокойствие не оставляли его; но приближаясь к ней, он вступал в очарованный круг, где не узнавал себя, и благословлял свой плен, и верил, что никогда не любил сильней теперешнего, что до сих пор не понимал определения красоты..."

Аким Шан-Гирей рассказывает об этом увлечении Мишеля: "Будучи студентом, он был страстно влюблён, но не в мисс Блэк-айз ["Черноокую", Екатерину Сушкову] и даже не в кузину ее [Евдокию Сушкову, будущую Ростопчину] (да не прогневается на нас за то тень знаменитой поэтессы), а в молоденькую, милую... и в полном смысле восхитительную В.А.Лопухину".

В один из первых месяцев 1835 года (скорее всего, в конце января) Лермонтов получил известие о помолвке Варвары с Николаем Бахметевым. Аким Шан-Гирей пишет, какое впечатление произвело на Мишеля это известие:

"В это же время я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: "вот новость – прочти" и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В.А.Лопухиной".

Замужеству Лопухиной – точнее, страданиям главного героя пьесы, Юрия Радина, из-за неожиданного для него известия о замужестве любимой – посвящена драма Лермонтова "Два брата" (как считал И.Л.Андроников, написана она в начале 1835 года). Главная героиня пьесы – Вера Загорскина, то есть фамилия у нее та же, что у Натальи в "Странном человеке" (1831). Это означает, что к 1835 году Лермонтов уже не собирался публиковать пьесу "Странный человек", эта романтическая драма осталась для него только "личной" памятью о прошлом. Вскоре та же участь постигла и пьесу "Два брата": монологи второго из братьев Радиных, Александра, во многом повторены в более поздней драме того же 1835 года – "Маскарад". Я считаю образ Александра – с его мрачностью, честолюбием, сатанинским убеждением: "что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого", – "предтечей" образа Евгения Арбенина в "Маскараде".

Ираклий Андроников, вопреки мнению других лермонтоведов, считал, что "Два брата" написаны не в Тарханах в начале 1836 года (после свидания Лермонтова с Варей Лопухиной в Москве), а еще в Петербурге, сразу после известия о ее помолвке. Письмо Лермонтова Александре Верещагиной о том, что он узнал о помолвке, Ираклий Луарсабович относил не к весне, а к зиме 1835 года. Тем более что в этом письме живо, обстоятельно, явно по свежим впечатлениям описан его "роман" с Сушковой: к весне эти детали уже подзабылись бы. Да и зачем столь подробно сообщать о них Александре весной, когда свадьба могла уже состояться? Другое дело – в январе, с надеждой, что Александра покажет его письмо Варе и свадьба, возможно, будет отменена. Но, думается, родные решили не показывать Варе это письмо: жених богат, он намного старше невесты (годы жизни Н.Ф.Бахметева: 1797–1884; он на 18 лет старше Варвары, а пережил ее на 33 года!), и родные могли считать: брак будет стабильным, без конфликтов, нередко возникающих при молодости обоих...

Но это уже и мои размышления по поводу письма Лермонтова Александре Верещагиной, традиционно (вопреки Андроникову) и по сию пору датируемого весной 1835 года. А вот что писал об этом сам Ираклий Луарсабович:

"Неопределённая датировка "Двух братьев" на основании слов С.А.Раевского и А.П.Шан-Гирея ("около 1834–1837 года") позволяет предположить, что "Два брата" написаны раньше, чем "Маскарад", и связаны не с замужеством В.А.Лопухиной (май 1835 г.), а с первым известием об этом замужестве, объявленном до "Великого поста" – то есть в конце 1834 – начале 1835 года... В этом случае работу над драмой следует отнести к началу 1835-го, а не 1836 года.

Самым убедительным соображением представляется тот аргумент, что вряд ли после обличительной стиховой трагедии, во многом нарушающей каноны романтической драматургии и являющей собою дерзкий вызов петербургскому обществу, Лермонтов мог возвратиться к традиционной романтической схеме, ограниченной вдобавок "семейным" конфликтом, и написать новую драму в прозе". (М.Ю.Лермонтов. Собр. соч. в 4-х томах, т. 3. Драмы. – М., "Худож. лит-ра", 1976, с. 554, – комментарии И.Л.Андроникова.)

Ираклий Луарсабович учитывал письмо Лермонтова Святославу Раевскому из Тархан от 16 января 1836 года, где Лермонтов сообщает: "...пишу четвертый акт новой драмы..." Но Андроников считал: "Не исключается, что, упоминая в письме к С.А.Раевскому о своей работе над драмой, взятой из происшествия, бывшего с ним в Москве в 1835 году, Лермонтов имел в виду не "Двух братьев", а другой сюжет, дошедший до нас в записи: "Алек[сандр], у него любовница..."; план этого"драматического сочинения в пяти актах... датируется концом1835 года".

К рассуждениям Ираклия Луарсабовича можно добавить следующее. Встреча Юрия и Веры, изображённая в пьесе "Два брата", вовсе не отражает реального происшествия в Москве, поскольку Варвара Лопухина после замужества переехала из родного дома к мужу, то есть тайной встречи Мишеля с Варенькой в закоулках знакомого им обоим дома не могло состояться, эта встреча – именно плод художественного воображения, а не отражение реальных событий.

"Маскарад" был представлен в цензуру в октябре 1835 года, то есть "Два брата" написаны не позже весны 1835 года. Эта пьеса – завершение цикла семейных драм: "Люди и страсти", "Странный человек", "Два брата". "Маскарад" же посвящён не только личным переживаниям главного героя, а и острым социальным проблемам, выходящим далеко за рамки семейной проблематики. "Маскарад" – произведение зрелого мастера, классика жанра, чего нельзя сказать о пьесе "Два брата", при всех ее достоинствах. Чувствуется даже, что она написана поспешно.

Но говоря о романе Лермонтова с Варварой Лопухиной, конечно, нельзя обойти эту "семейную" драму – "Два брата". Главный ее герой – Юрий Радин. Он приезжает в Москву через три с половиной года после отъезда (как и сам Лермонтов после отъезда из Москвы в Петербург в 1832 г.). В Москве у него оставалась горячо любимая барышня, Вера Загорскина. Юрий рассказывает всю историю своей любви к Вере, и в частности:

"Ее характер мне нравился: в нём видел я какую-то пылкость, твёрдость и благородство, редко заметные в наших женщинах... частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки – много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечён этой девушкой, я был околдован ею; вокруг неё был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе... Она была моя – я был в ней уверен, как в самом себе". 

Когда отец упрекает Юрия: "...тебе досадно, что она счастлива" (в замужестве), тот убеждённо восклицает: "Она не может быть счастлива!" Это предвидение исполнилось в жизни. Шан-Гирей рассказывал о последней встрече с Варей: 

"Весной 1838 года приехала в Петербург с мужем В.А., проездом за границу... Боже мой, как болезненно сжалось мое сердце при ее виде! Бледная, худая, и тени не было прежней Вареньки, только глаза сохранили свой блеск и были такие же ласковые, как и прежде... Это была наша последняя встреча; ни ему [Лермонтову], ни мне не суждено было ее больше видеть. Она пережила его, томилась долго и скончалась, говорят, покойно..."  

Кстати, именно драма "Два брата" могла натолкнуть Лермонтова на сюжет "Маскарада" – недаром они написаны "друг за другом". Если бы Вера Загорскина вышла замуж не за простодушного князя Лиговского, а за такого поклонника, как Александр Радин, то это могло бы для нее кончиться так же, как для Нины в "Маскараде"...

При последней встрече, в 1838 году, Лермонтов подарил любимой свой маленький акварельный автопортрет, широко известный ныне благодаря Андроникову, который привёз его из Германии, от наследников Александры Верещагиной. Варя оставила портрет у Саши Верещагиной (к тому времени баронессы Хюгель), боясь, что иначе муж уничтожит его, как из ревности уничтожал всё, связанное с Лермонтовым. – Это написано в мае 2016 года. Позднее я прочитала книгу Св. Бойко "Лермонтов. Московские страницы жизни и творчества" (2014 год выпуска) и согласилась с ее утверждением, что Шан-Гирей перепутал время двух последних встреч с Варварой Лопухиной. Из этого можно сделать вывод: Лермонтов вручил свой акварельный портрет не в 1838-м, а в 1839 году, и не самой Варваре, а Марии Лопухиной, которая ехала за границу вместе с семейством Бахметевых. Вполне возможно, что "официально" портрет предназначался не Варе, а Александре Верещагиной (с 1837 года – баронессе Хюгель), жившей в Штутгарте.

Обладавший незаурядным талантом рисовальщика и живописца, Лермонтов создал три акварельных портрета Вареньки: один – в образе юной испанской монахини, с чёрной шалью на голове (можно сказать, "по мотивам" своей драмы 1829 года "Испанцы"), и два портрета "замужней женщины" – с изысканной причёской, без головного убора, и в чепце, с шалью на плечах. На всех портретах – миловидное личико, с округлым женственным овалом. И понять невозможно, с какой стати кому-то из литературоведов пришло на ум поставить вопрос: "Не Лопухина ли?" – возле рисунков Лермонтова, находящихся в его юнкерской тетради; эти зарисовки были сделаны после чтения "Домика в Коломне" Пушкина: Лермонтов "наглядно" проверял возможность сколь-нибудь убедительного превращения гусара в кухарку.

Все эти рисунки расположены в тетради компактно, и догадаться об их происхождении нетрудно при хотя бы поверхностном знакомстве с творчеством Пушкина. И тем более – если знаешь год публикации "Домика в Коломне" (1833) и время создания рисунков (тетрадь заполнялась в 1833–1834 годах). Но в наше время портрет гусара в женском парике нередко даётся отдельно от других рисунков к "Домику в Коломне" и с подписью уже без всяких вопросов: "Варвара Лопухина"! Хотя ни малейшего сходства этого "портрета" с Варварой найти невозможно: изображено грубое, длинное мужское лицо.

Я уже не раз писала об этом в своих журнальных статьях, а затем и в Интернете – в статье "Об ошибках в современном лермонтоведении" на сайте  http://lermontov1814.narod.ru

Но поразительная черта нашего времени: издатели и авторы статей, телепередач о Лермонтове не удосуживаются познакомиться с какими-либо материалами о нём, кроме старых сборников "М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников", да и то не заглядывая в комментарии, где порой опровергаются иные "воспоминания" современников...

Разлучил Лермонтова с Варварой, конечно же, его розыгрыш "романа" с Сушковой. Варенька узнала об этом "романе" от брата, который вернулся из Петербурга в Москву в январе 1835 года, но если ей и стало известно, что это всего лишь розыгрыш, то уже после свадьбы с Николаем Фёдоровичем Бахметевым. Венчание состоялось 25-го мая 1835 года. Думаю, только после этого родные показали ей письмо Лермонтова к Александре Верещагиной. Впрочем, могли даже и тогда не показать.

Не будь розыгрыша, устроенного Мишелем ради спасения друга, Варя могла бы дождаться его, как обещала при расставании. Вот какую мрачную роль сыграло в их судьбе случайное знакомство Лермонтова с Сушковой в 1830 году. Еще один из множества "случаев"!..

Итак, Варвара Лопухина – Вера Загорскина в пьесе "Два брата". Возвращение к фамилии Загорскина – свидетельство того, что романтическую драму "Странный человек" Лермонтов не собирался публиковать: к концу 1835 года (после создания "Маскарада") он относился к ранним своим произведениям снисходительно, хотя при их создании они обошлись его сердцу, нервам очень дорого.

Варвара – и княгиня Вера в "Княгине Лиговской" и "Герое нашего времени" (повесть"Княжна Мери"). Ей посвящена третья редакция "Демона": "Прими мой дар, моя Мадонна!.." (1831), а также шестая редакция: "Я кончил – и в груди невольное сомненье..." (1838). К ней или с упоминанием о ней – стихотворения "К деве небесной","Зови надежду сновиденьем" (1831), "К ***" ("Мы случайно сведены судьбою..."), "Она не гордой красотою..." (1832), "Молитва" ("Я, Матерь Божия..."), "Расстались мы, но твой портрет..." (1837).

Вот несколько строк из стихотворения "К деве небесной":

Не для Земли ты создана,

И я могу ль тебя любить?

Другая женщина должна

Надежды юноши манить;

Ты превосходней, чем она,

Но так мила не можешь быть.

К Вареньке Лопухиной я отношу две последние строки этого стихотворения (всё "послание" обращено к Наталье Ивановой), тем более что эти строки сразу приводят на ум стихотворение 1832 года:

Она не гордой красотою

Прельщает юношей живых,

Она не водит за собою

Толпу вздыхателей немых. [   ]

Однако все ее движенья,

Улыбки, речи и черты

Так полны жизни, вдохновенья

Так полны чудной простоты;

Но голос в душу проникает,

Как вспоминанье лучших дней,

И сердце любит и страдает,

Почти стыдясь любви своей.

А стихотворение "Зови надежду сновиденьем..." – одно из тех, что явственно выдают ложь Сушковой: она опубликовала это стихотворение в 1844 году в журнале "Библиотека для чтения" (№6) как якобы обращённое к ней и якобы написанное в 1830 году. Между тем черновой набросок этого восьмистишия находится в тетради Лермонтова в составе стихов осени 1831 года. Этот период: конец 1831 года – начало 1832-го – время душевного сближения с Варей. Судя по воспоминаниям самой же Сушковой в ее "Записках", к ней это стихотворение никак не может быть отнесено. Цитирую:

Зови надежду сновиденьем,

Неправду – истиной зови,

Не верь хвалам и увереньям,

Но верь, о, верь моей любви!

Такой любви нельзя не верить,

Мой взор не скроет ничего;

С тобою грех мне лицемерить,

Ты слишком ангел для того.

Простите, но ангел не стал бы устраивать шутовское развлечение праздных девиц с пирожками, начинёнными песком!

Стихотворение "Мы случайно сведены судьбою..." ("К ***") – самое пронзительное из всех, относящихся к Варваре Лопухиной. Оно написано с надеждой на долгую душевную близость. Вот две строфы из этого стихотворения (всего в нём пять строф):

Мы случайно сведены судьбою,

Мы себя нашли один в другом,

И душа сдружилася с душою,

Хоть пути не кончить им вдвоём. [...]

Будь, о будь моими небесами,

Будь товарищ грозных бурь моих;

Пусть тогда гремят они меж нами,

Я рождён, чтобы не жить без них.

Светлую память о Вареньке Лермонтов сохранил до конца своей короткой жизни. Воспоминание о ней – в одном из последних его стихотворений: "Нет, не тебя так пылко я люблю...". Я считаю, что обращено оно к Евдокии Ростопчиной, которая увлеклась поэтом в его последний приезд в Петербург (февраль – апрель 1841 г.). Катя Быховец, к которой принято относить это стихотворение, возможно, и была в Пятигорске одновременно с Лермонтовым, но ее письмо подруге – выдумка Павла Вяземского (это давно уже доказано лермонтоведами), и, значит, относить к ней стихотворение "Нет, не тебя так пылко я люблю..." нет никаких оснований.

Вспомним это небольшое стихотворение целиком:

Нет, не тебя так пылко я люблю,

Не для меня красы твоей блистанье;

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою.

Когда порой я на тебя смотрю,

В твои глаза вникая долгим взором,

Таинственным я занят разговором,

Но не с тобой я сердцем говорю.

Я говорю с подругой юных дней,

В твоих чертах ищу черты другие,

В устах живых – уста давно немые,

В глазах – огонь угаснувших очей.

"Давно немые" уста любимой Вареньки – немые для него, "огонь угаснувших очей" – угаснувших для него...

(ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ)