Далее – о двух друзьях, периодически живших вместе с Лермонтовым с самого детства.
Святослав Афанасьевич Раевский (1808–1876), сын близкой подруги Елизаветы Алексеевны Столыпиной (в замужестве Арсеньевой), бабушки Лермонтова. Ее подруга детства, бабушка Святослава, была дочерью помещика Михаила Киреева, убитого пугачёвцами в 1774 году. Видимо, и жена Михаила Киреева была убита, и семья соседей по Пензенской губернии Столыпиных взяла осиротевшую девочку к себе, как воспитанницу.
Во время пугачёвского бунта погибли или тяжело пострадали многие родственники и знакомые Столыпиных; воспоминания переживших этот бунт стали основой романа Лермонтова "Вадим" (1833–1834). Роман не был завершён; скорее всего, он стал бы основой первой части задуманной Лермонтовым незадолго до гибели исторической трилогии.
Святослав какое-то время жил вместе с Мишелем и в Тарханах, и в Москве, и в Петербурге. Он окончил Московский университет и в 1831 году (т.е. на год раньше Лермонтова) переехал в Петербург, стал чиновником Министерства финансов. Будучи на шесть лет старше поэта, Святослав Афанасьевич вполне мог быть его "доверенным лицом" во всём. Скорее всего, так и было, но воспоминаний он не оставил. Правда, создатель обстоятельной биографии Лермонтова Павел Висковатов, собирая материал для своей книги, побеседовал со Святославом и записал его воспоминания о детстве Мишеля.
Существует акварельный портрет Раевского, созданный Лермонтовым в 1835-м или 1836 году.
Раевский первым стал распространять стихотворение "Смерть Поэта" в списках и сам пострадал заодно с автором: был сослан в Петрозаводск. Служил там чиновником по особым поручениям при губернаторе Петрозаводска. Ссылка у него закончилась немного позднее, чем у Лермонтова, – в конце 1838 года; весной 1839-го он вернулся в Петербург. Но наказание не прошло даром для его дальнейшей судьбы: в Петербурге Раевский не смог найти места для продолжения государственной службы. В июне 1839 года он уехал в Ставрополь и поступил там на службу в канцелярию кавказского гражданского губернатора (скорее всего, с помощью родственника Лермонтова генерал-майора П.И.Петрова, начальника штаба войск Кавказской линии).
Лермонтов не мог забыть о своей вине перед Раевским, но сам Святослав не считал его виноватым, навсегда остался верным его другом.
С 1839 года, когда начал выходить обновлённый журнал "Отечественные записки", в нём постоянно печатались произведения Лермонтова. Начало этому было положено редактором журнала Андреем Краевским, университетским другом Раевского. Во многом благодаря публикации произведений Лермонтова – не только стихов, но и большей части повестей "Героя нашего времени" – "Отечественные записки" приобрели широкую популярность. Об этом вспоминал один из авторов и основателей журнала (вместе с князем В.Ф.Одоевским) И.И.Панаев: "Появление Лермонтова в первых книжках "Отечественных Записок", без сомнения, много способствовало успеху журнала".
Верным другом Лермонтова "пожизненно" был и его троюродный брат Аким Павлович Шан-Гирей (1818–1883). Прежде чем рассказывать о нём, скажу несколько слов о его родных, указывая годы их жизни: так легче представить их участие в жизни Лермонтова.
Бабушка Акима, Екатерина Алексеевна Столыпина (1775–1830), – родная сестра бабушки Лермонтова, Елизаветы Алексеевны (1773–1845). Елизавета в 1794 году вышла замуж за "гвардии поручика" в отставке Михаила Васильевича Арсеньева (1768–1810), вскоре ставшего предводителем дворянства в Чембарском уезде Пензенской губернии, где расположены купленные ими в год свадьбы Тарханы. А Екатерина вышла замуж в 1801 году за генерал-майора в отставке Акима Васильевича Хастатова (1756–1809). Тот и другой – участники Русско-турецкой войны 1787–1791 годов. Возможно, Михаил Васильевич и познакомил друга с сестрой жены.
Еще несколько слов о Михаиле Васильевиче Арсеньеве. Елизавета Алексеевна в документах, подаваемых ею в различные инстанции после смерти мужа, называла себя "Гвардии поручицей", а в "Лермонтовской энциклопедии" (1981 год выпуска) о нём говорится: "капитан Лейб-гвардии Преображенского полка". Как устранить это противоречие, не знаю. Но гораздо важнее другое противоречие. До сих пор большинство литературоведов и журналистов рассказывают историю о самоубийстве Михаила Васильевича и о неприязни его вдовы даже к памяти мужа. Между тем этому противоречат свидетельства о добрых отзывах бабушки о своем супруге, и сохранилось даже ее письмо к родственнице с такими словами о внуке: "...он один свет очей моих, все мое блаженство в нем, нрав его и свойства совершенно Михайла Васильича, дай Боже, чтоб добродетель и ум его был" (с. 91 7-го тома ПСС Лермонтова).
Поражает безответственность большинства авторов статей и телепередач о Лермонтове в юбилейный, 2014-й год. К этому времени прошло уже больше десяти лет с выхода в свет тома с письмами Лермонтова, письмами к нему и о нём, но создавалось впечатление, что никто из литературоведов даже и не заглянул в этот том, не перелистал его, не обратил внимания на имена, о которых будет заново писать, говорить! Возобновлялись старые, давно опровергнутые байки и о ненависти бабушки к супругу, и о неладах между отцом и матерью поэта (фантазии тарханских старожилов), и о "немытой России" Петра Бартенева как якобы сочинении Лермонтова...
Историю о самоубийстве выдумали первые биографы Лермонтова, о чём я уже не раз писала с опорой на документы в своих статьях, публиковавшихся в газетах и журналах; часть этих статей помещена на моем главном сайте: http://lermontov1814.narod.ru
Умер Михаил Васильевич от инсульта (тогда это называлось: "апоплексический удар").
Вернёмся к Хастатовым – деду и бабушке Акима Шан-Гирея. Им принадлежало имение на левом берегу Терека, близ города Кизляр, – "Шелкозаводское", а после кончины отца Екатерины Алексеевны, Алексея Емельяновича Столыпина (1744–1817), Хастатовы получили по наследству имение "Столыпиновка" под Горячеводском. Алексей Емельянович – прадед Лермонтова; умер он вскоре после безвременной кончины внучки, матери Лермонтова, Марии Михайловны (1795–1817). Лермонтов с бабушкой ездили и в Шелкозаводское, и в горячеводскую Столыпиновку в 1818, 1820 и 1825 годах (Горячеводск переименован в Пятигорск в 1830 г.).
У Акима Васильевича Хастатова и Екатерины Алексеевны было трое детей: Аким, Анна и Мария (любимая тётушка Лермонтова, мать Акима Павловича Шан-Гирея). Анну Акимовну биографы Лермонтова знают как жену генерал-майора П.И.Петрова, начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории. Штаб находился в Ставрополе, Лермонтов не раз бывал там по службе и останавливался у Петровых. Павел Иванович оказывал ему всяческую поддержку, а после ограбления в Тамани в сентябре 1837 года ссудил его деньгами.
Брат Анны Хастатовой, Аким Акимович, офицер Лейб-гвардии Семёновского полка, с 1835 года служил адъютантом у Петрова. Лермонтов не раз встречался с ним и на Кавказе, и в Тарханах и Апалихе, а позднее в Царском Селе и Петербурге. Рассказы Акима Акимовича о его кавказских приключениях нашли отражение в сюжетах повестей "Героя нашего времени" "Бэла" и "Фаталист".
Отец Акима Павловича Шан-Гирея, Павел Петрович (1796–1869), был уроженцем Северного Кавказа (найти сведения о его национальности мне не удалось). Будучи штабс-капитаном, он послужил прототипом для образа штабс-капитана Максима Максимыча в "Герое нашего времени".
Мать Акима, Мария Акимовна Шан-Гирей (1798–1845; урождённая Хастатова), была не только родственницей – двоюродной сестрой – матери Лермонтова, но и близкой ее подругой. Мишель не раз писал любимой тётушке из Москвы, когда семья Шан-Гиреев жила в Апалихе.
Аким Павлович был старшим из четверых детей Шан-Гиреев. Его сестра Екатерина (родилась в 1823 г.) сохранила рукопись романа "Вадим" и передала ее в Публичную библиотеку Петербурга.
Осенью 1825 года Шан-Гиреи вместе с гостившими у них родственниками приехали в Тарханы и жили там до осени 1826 года, пока не купили расположенное неподалёку имение Апалиха. Акима Елизавета Алексеевна оставила в Тарханах, чтобы он рос и воспитывался вместе с Мишенькой. В 1827 году, когда Елизавета Алексеевна с внуком уехали в Москву, Аким вернулся к родителям, но в 1828-м опять стал жить вместе с Мишелем, в доме на Малой Молчановке. Сюда к нему нередко приезжал отец.
В Петербург Аким поехал тоже вслед за Мишелем – в начале 1834 года. Жил, как и Святослав Раевский, у Елизаветы Алексеевны, встречаясь там с братом. Лермонтов находился в основном по месту службы, в Царском Селе, но часто бывал дома. "...Я же поступил в Артиллерийское училище и в свою очередь стал ходить домой по воскресеньям и праздникам", – вспоминал Шан-Гирей. В 1840 году Аким окончил Артиллерийское училище, получив чин прапорщика.
Свои воспоминания о старшем брате Аким Павлович написал в 1860 году, но опубликованы они были в журнале "Русское обозрение" лишь в 1890-м (не исключаю, что в текст при этом были внесены негативные поправки). Объяснить столь длительную задержку с публикацией можно тем, что Аким рассказал о взаимной влюблённости Мишеля и Вареньки Лопухиной, а это было нежелательным для родственников Варвары и уж тем более для ее мужа, из ревности уничтожавшего всё, связанное с Лермонтовым, еще при жизни жены.
Мог сыграть свою роль и нелестный отзыв Акима Павловича о воспоминаниях Екатерины Сушковой, которые периодически публиковались начиная с 1857 года (до этого, в 1844 г., она передала в журнал "Библиотека для чтения" несколько стихотворений Лермонтова из своего альбома; однако из ее альбома – отнюдь не означает преподнесённые ей, в чём она убеждала всех). "Воспоминания" Сушковой, позднее печатавшиеся в более обширном виде под названием "Записки", пользовались широкой популярностью, и издатели, видимо, не хотели уменьшать эту популярность. А Аким обесценил их несколькими фразами в своем очерке:
"Будучи студентом, он был страстно влюблён, но не в мисс Блэк-айз ["Черноокую", Екатерину Сушкову] и даже не в кузину ее [Евдокию Сушкову, будущую графиню Ростопчину] (да не прогневается на нас за это известие тень знаменитой поэтессы), а в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В.А.Лопухину..."
О том, что Мишель "нисколько не был влюблён " в Сушкову вопреки ее позднейшим уверениям, говорили и обитатели Середникова – свидетели их отношений. В частности, вспоминали о том, что юный поэт вовсе не дарил ей стихотворение "Нищий" и содержание его не имеет к ней никакого отношения. Цитирует эти воспоминания Светлана Бойко в книге "Лермонтов. Московские страницы жизни и творчества" (М., "Планета", 2014).
Получается, что "Записки" Сушковой – это не воспоминания, а литературное сочинение на заданную тему. Недаром составители сборника "М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников" 1960 года не включили ни единого фрагмента из ее "Записок".
Добавлю, что более обширный вариант воспоминаний Сушковой к тому же нельзя считать достоверным: он был получен издателями от дочерей Екатерины Александровны уже после кончины матери (годы ее жизни: 1812–1868) и вполне мог быть частично переписан и дописан дочерьми. Подобный пример хорошо известен: воспоминания А.О.Смирновой-Россет переписаны ее дочерью по своему вкусу, а опубликованы были как подлинные воспоминания матери.
Шан-Гирей опровергает не только уверения Сушковой, что Лермонтов в свои 15 лет был влюблён в нее, 18-летнюю девицу, – пишет он и о других ее вымыслах, в частности о внешности Лермонтова-подростка. У неё это "неуклюжий косолапый мальчик" да еще и с "красными глазами". Аким на это ответил: "...Мишель не был косолап, и глаза его были вовсе не красные, а скорее прекрасные".
Ответил Сушковой и преподаватель Университетского Благородного пансиона Алексей Зиновьев: "В наружности Лермонтова также не было ничего карикатурного... Он и прекрасно рисовал, любил фехтованье, верховую езду, танцы, и ничего в нём не было неуклюжего...".
Вспомним кстати и другое "литературное сочинение" о Лермонтове – И.С.Тургенева. Он писал в своих "Литературных и житейских воспоминаниях" о встречах в "большом свете" с мрачным, угрюмым Лермонтовым, заодно давая его окарикатуренный портрет. Между тем угрюмым Лермонтов не мог быть хотя бы уже потому, что, как и каждый гвардейский офицер, получил светское воспитание, исключавшее мрачную нелюдимость в обществе. Тургенев опирался в своих фантазиях на стихотворение "1-е января" (1840 г.): "Как часто, пёстрою толпою окружён..." (не обратив внимания на строку: "Наружно погружась в их блеск и суету..."). Недаром и заканчивает он свое "воспоминание" о новогоднем бале строками из этого стихотворения.
И.С.Тургенев на самом-то деле никогда не видел Лермонтова. Приведу первые строки его "сочинения" о встречах с поэтом: "Лермонтова я тоже видел всего два раза: в доме одной знатной петербургской дамы, княгини Ш-ой, и, несколько дней спустя, на маскараде в Благородном Собрании под Новый, 1840-й, год". Между тем историки и литературоведы давно выяснили, что в тот год новогоднего празднества в петербургском Благородном собрании не устраивалось: всё столичное дворянство было приглашено в Зимний дворец, где отмечалось его восстановление после декабрьского пожара 1837 года. Я уже давно писала об этом в статье "Об ошибках в современном лермонтоведении", не раз опубликованной в журналах и имеющейся на сайте: http://lermontov1814.narod.ru.
Довольно много рассказывала о фантазиях Тургенева и о его тщеславном желании бывать в "высшем свете" Авдотья Яковлевна Панаева. Приведу два абзаца из этих рассказов:
"Когда я стала стыдить Тургенева, зачем он присочинил небывалую историю [о том, как он остановил лошадей, спасая даму, которую чуть не задавила карета], то он мне на это ответил, улыбаясь: "Надо было чем-нибудь занять своих дам". С этих пор я уже не верила, если Тургенев рассказывал о себе что-нибудь. Он в молодости часто импровизировал и слишком увлекался";
"К Панаеву приехал с визитом один молодой человек из высшего круга и при мне сожалел, что ему не удалось исполнить просьбу Тургенева: ввести его в салон к графине М..., – потому что она не желает видеть в своем доме литераторов... Всегда как-то случайно приходилось узнавать о тургеневских хлопотах попасть в светские салоны". (Цитирую по изданию: А.Я.Панаева (Головачёва). Воспоминания. – М., "Правда", 1986, с. 98, 191.)
Видимо, суетное тщеславие сохранялось у Тургенева вплоть до старости. Желание присоединиться к чьей-то славе нередко наблюдается и в наше время. Сколько историй о детях или других родственниках, неожиданно обнаружившихся у знаменитых певцов, актёров, слышим мы в разных телешоу!
"Воспоминания" Авдотьи Панаевой впервые были опубликованы в журнале "Исторический вестник" в 1889 году и не раз переиздавались. Тем не менее "литературное сочинение" Тургенева до сих пор включается в сборники воспоминаний современников о Лермонтове.
Сама Авдотья Панаева действительно встречалась с Михаилом Юрьевичем и в своей книге рассказала об этом:
"Я видела Лермонтова один только раз – перед его отъездом на Кавказ [в начале мая 1840 г.] – в кабинете моего зятя, А.А.Краевского, к которому он пришёл проститься. Лермонтов предложил мне передать письмо моему брату, служившему на Кавказе. У меня остался в памяти проницательный взгляд его чёрных глаз.
Лермонтов школьничал в кабинете Краевского, переворошил у него на столе все бумаги, книги на полках. Он удивил меня своей живостью и весёлостью и нисколько не походил на литераторов, с которыми я познакомилась". (Стр. 88 "Воспоминаний" А.Я.Панаевой.)
О том, каким весёлым, общительным был Лермонтов, рассказывали и Евдокия Ростопчина (в письме к А.Дюма), и Елизавета Верещагина (в письмах к дочери из СПб. в Штутгарт), и Софья Карамзина (в письмах к сестре из Царского Села в Москву). Приведу две фразы из письма Софьи: "Вечером у нас были Аннет Оленина.., Билибин, Репнин и Лермантов; все они являли собой общество очень весёлое, очень говорливое и очень занимательное..."; "За чаем у нас были... дядюшка Вяземский, Репнин и Лермантов, чьё присутствие всегда приятно и всех одушевляет" (письмо от 1-го августа 1839 г.).
Из воспоминаний Акима Шан-Гирея мы узнаём и о том, что в детстве Лермонтов вовсе не был болезненным (это очередной, уже не сушковский вымысел): "...Мишель, как мне всегда казалось, был совершенно здоров, и в пятнадцать лет, которые мы провели вместе, я не помню его серьёзно больным ни разу". (Естественно, Аким вспоминает о тяжелой травме колена, но это не относится к болезненности.)
Бабушка увозила внука на лето на Северный Кавказ, к минеральным водам, якобы для поддержания его слабого здоровья. На самом же деле длительный переезд в повозках не только не укрепил бы здоровье болезненного ребёнка, а был бы попросту опасен для него: ехали большим семейством из Пензенской губернии к Каспию (в станицу Шелкозаводская) или в Горячеводск (Пятигорск) несколько недель. Первая поездка состоялась в 1818 году, то есть Мишелю было три с половиной года. Увозила Елизавета Алексеевна внука для того, чтобы он поменьше общался с отцом, отвыкал от него (этот замысел не удался: Лермонтов горячо любил отца и ребёнком, и став взрослым).
Очень интересна биография самого Акима Павловича. Он, видимо, тяготился военной службой в мирное время, мечтал о приключениях – и прислушался к совету Лермонтова. Михаил Юрьевич писал бабушке из Ставрополя 10 мая 1841 года: "Скажите Екиму Шангирею, что я ему не советую ехать в Америку, как он располагал, а уж лучше сюда, на Кавказ. Оно и ближе, и гораздо веселее". В 1845 году (в 27 лет) Аким Павлович купил имение под Пятигорском, назвав его "Ново-Столыпиновка", и занялся по примеру деда, Акима Хастатова, разведением тутовых садов и шелководством. В 1851 году женился на хорошей знакомой Лермонтова, Эмилии Александровне, падчерице генерала Верзилина, в доме которого Мартынов вызвал Лермонтова на дуэль. Ее воспоминания – достоверное свидетельство того, как произошла эта ссора.
Остановлюсь здесь на разногласиях лермонтоведов по поводу истинной причины дуэли. В последние годы всё чаще звучит: ненависть к Лермонтову "жадной толпы у трона", коварные замыслы против него – всего лишь выдумка советских литературоведов. Но если это и выдумка, то отнюдь не литературоведов, а самого Лермонтова. Вот строки из последнего дошедшего до нас письма Лермонтова к Марии Лопухиной (осень 1838 г.): "Именно все те, кого я оскорбил в моих стихах, стараются окружить меня лестью... мало-помалу я начинаю находить всё это невыносимым; – но эта новая опытность сделала мне благо в том, что дала мне оружие против этого общества, и если когда-нибудь оно станет преследовать меня своей клеветой (а это случится), то я по крайней мере буду иметь средства отомстить... нигде нет столько низкого и смешного" (с. 149 7-го тома ПСС Лермонтова).
Вернёмся к Шан-Гирею. В 1866 году Аким Павлович с семьёй переехал на родину деда, в Армению. Служил уездным начальником Шушенского уезда, много сделал для благоустройства этого края.
Бесценна заслуга Акима Шан-Гирея перед лермонтоведением: из всех близких друзей Михаила Юрьевича только он написал обстоятельные воспоминания. Замечу здесь, что друзей у Лермонтова, вопреки распространённому мнению о нём как об одиночке, и даже угрюмом одиночке, было гораздо больше, чем упомянутые мною. Так, истинным его другом был легендарный храбрец и забияка Руфин Дорохов. Вот его высказывание о Лермонтове: "Славный малый – честная прямая душа – не сносить ему головы" (с. 226 7-го тома ПСС Лермонтова). Хорошо разбирался Дорохов в нравах "постдекабристского" общества...
Да, истинных друзей было много, но если говорить обо всех, объём статьи о друзьях получится слишком большим, и потому я ограничиваюсь самыми близкими друзьями – теми, кто общался с поэтом постоянно, а не только на отдельных этапах его жизненного пути.
Аким по поручению Елизаветы Алексеевны распоряжался творческим наследием брата. В 1842 году он передал рукописи, письма и книги из библиотеки Лермонтова в Публичную библиотеку Петербурга.
Продолжение статьи
|
